О книге Л. Брауна
«Построение устойчивого общества»

Лестер Браун, известный специалист по аграрно-продовольственным проблемам, автор широко известных книг «Только хлебом»[1], «Двадцать девятый день»[2] и др., возглавляет Институт мирового порядка, созданный в Вашингтоне в 1975 г. для изучения глобальной проблематики и разработки программ глобального моделирования.

Настоящая публикация представляет собой в основном реферат второй части книги «Путь к устойчивому обществу», описывающей будущее «устойчивое общество» как неизбежно вырастающее из экологической ситуации 70-х и из нарастающего в кругу передовой мировой общественности сознания необходимости качественной перестройки всей социальной жизни.

Л. Браун считает свой достаточно абстрактный проект безусловной практопией, всячески подчеркивая его эмпирическую достоверность ссылкой на личный опыт (включающий 10 лет фермерской деятельности в школьные и студенческие годы, шесть месяцев жизни и работы в индийских деревнях и десятилетнее интенсивное сотрудничество в Министерстве сельского хозяйства США). С характерным для современного утопизма представлением о цикличности исторических явлений, парадоксально сочетающимся с оптимистическим волюнтаризмом, автор во вступительной главе обосновывает неизбежность и необходимость перехода к новому обществу результатами последних археологических открытий, представившими в новом свете причины падения древних цивилизаций. Исследовательская группа Чикагского и Флоридского университетов, пишет он, восстановила популяционную историю городов-государств майя. В течение семнадцати веков население майя, жившее в основном в богатых и культурных городах, росло, удваиваясь в среднем каждые 408 лет, и к 900 г. н. э. достигло 5 млн. Именно в этот момент — на экономическом и культурном пике своего развития — цивилизация стремительно разрушается и полностью гибнет. За несколько десятилетий она теряет 9/10 своего населения.

Примененные исследователями методы позволили найти следы тяжелых экологических стрессов, предшествовавших катастрофе, — исчезновение лесов, смыв пахотного слоя почвы в озера и засыпание полей горным шлаком. Эррозия почвы в условиях неконтролируемого роста населения привела к всеистребляющему голоду: замечательная по своим достижениям цивилизация «съела» самое себя.

Те же причины, убежден автор, привели к гибели государства Месопотамии. Согласно традиционным представлениям, их уничтожили чужеземные нашествия, но новые археологические данные и анализ универсальной логики экологического стресса приводят автора к выводу, что бесконтрольно растущее население городов Мессопотамии погибло от голода, так как ирригационная система не имела достаточных дренажных отводов и поэтому в конце концов вода затопила нивы.

Вопрос, который ставят перед нами историко-экологические уроки, формулируется автором так: «Если экологические стрессы погубили ранние цивилизации, удваивавшие свое население раз в несколько столетий, к чему они приведут сегодня, когда население удваивается каждые несколько десятилетий?» (с. 5).

80-е могут стать годами продовольственного кризиса, такого же острого, как энергетический кризис 70-х. К началу 80-х годов ясно обозначились кризисные черты экономики: неконтролируемая инфляция, непредсказуемый рост цен на нефть, истощение запасов продовольствия, астрономические цифры международных долгов, спекуляция золотом, нефтью, хлебом. «Если мы не защитим биологические системы, на которых зиждется мировая экономика, все наши экономические системы обречены» (с. 8).

Но это и значит, что пришло время исполнения утопических пророчеств: в короткий период больной и порочный мир должен — у него нет выбора — стать здоровым и надежным. Изменения должны коснуться всех сторон нашего существования: работы и отдыха, политики и привычек, культуры и пищевого рациона. Нужны новые профессии и обновление старых. Время требует контролеров энергии, солнечных архитекторов, лесничих, семейных дизайнеров — изменения всей системы подготовки специалистов.

Радикально должен измениться принцип расселения человечества. Новые индустриальные центры будут развиваться в местах концентрации восстановимой энергии. Экономическая деятельность распределится по планете более равномерно.

Среди проблем, связанных с переходом к новому обществу, самая критическая — время. «У нас не века, как у наших предков, но считанные десятилетия. Кризис ресурсов требует, чтобы мы взяли курс на новое общество не позже, чем в 80-е годы» (с. 9). Автор считает эти сроки реальными. «Несмотря на рост цен и другие признаки кризиса, есть основания для надежды. Китай уменьшил вдвое рост своего населения меньше чем за декаду. США за два года сократили ежедневный импорт нефти на 30%. То там, то здесь открываются перспективы перехода к устойчивому обществу» (с. 9). Вторая часть открывается главой «Население: график стабилизации».

Проект роста населения на конец XX в., официально принятый ООН, предполагает возможность его стабилизации на 10,5 млрд. Другой популярный проект — проект Международного банка реконструкции и развития, — охватывающий и начало XXI в., называет несколько меньшую цифру — 9,8 млрд.

Демографическим проектам, не учитывающим влияние осознанной экономической ситуации на отношение людей к проблеме воспроизводства населения, автор противопоставляет социальный график стабилизации.

Уменьшение населения может изменить экономическую ситуацию, только если оно будет происходить с определенной интенсивностью. Приемлемой и реальной цифрой было бы 6 млрд. Это, не устранив полностью дефицитного расходования ресурсов, помешало бы развитию катастрофы, но только при условии лимитируемого потребления и рационализации всей системы создания и распределения материальных благ.

Самым реальным средством государственного воздействия на рост народонаселения автор считает планирование деторождения. Согласно проведенному в середине 70-х годов исследованию, почти половина супружеских пар (во всем мире) не имеет никаких возможностей контролировать процесс увеличения семьи. Но автору важнее, что количество семей, сознательно ищущих таких возможностей, растет год от года и именно в развивающихся странах. Даже в такой бедной стране, как Бангладеш, согласно заявлению министра здравоохранения и семейного планирования, «38% пар заявляют, что они хотели бы контролировать деторождение, но только 17% имеют такую возможность» (там же).

Оптимизм автора основан также на «диалектике негативов», согласно которой процесс стабилизации должен получить самые мощные импульсы от наиболее дестабилизирующих явлений. Так, самой мощной «контрацептивной силой» оказалась инфляция. Например, в Южном Сенегале, с повышением цен на основные продукты потребления, в течение трех лет в два раза возросла потребность в контрацептивных средствах. Еще резче эффективность инфляции как фактора снижения рождаемости проявилась в США, где повышение цен резко повысило число работающих женщин и тем самым снизило рождаемость.

Рассматривая факторы перехода к устойчивому обществу, непосредственно связанные с его биологическими системами, автор определяет его уходящий в прошлое антипод как «рекламное общество», возникшее во времена, когда энергия была дешевой, а сырье наполовину нетронутым. В этом обществе господствовал принцип «запланированного устаревания». Введенное в экономику автомобильной промышленностью ежегодное отбрасывание «вышедших из моды» вещей означало по сути выбрасывание материалов, из которых они произведены, т. е. в конечном счете, выбрасывание энергии. Сейчас, когда дни рекламного общества сочтены, наступило время восстановления энергии через восстановление материалов. В книге приводятся следующие цифры: энергия, требуемая для восстановления алюминия, составляет всего 4% энергии, расходуемой для его производства из бокситов; для меди — 10%; бумага из макулатуры спасает 23% энергии.

Не в пример многим экологам автор не зовет назад, в беспромышленные времена. Но он требует отказаться от представления, что между мерой потребления энергии и ВНП существует однозначно прямая зависимость, и поэтому количественный рост энергетики есть мерило прогресса. Потребление энергии во многих случаях избыточно (автор считает, что 90% энергии, используемой в развивающихся странах для приготовления пищи, — непозволительная и ненужная роскошь).

Есть два способа снижения затрат энергии: усовершенствование способов ее потребления и сокращение деятельности, связанной с потреблением (в частности, через повышение цен на горючее). Резервы сохранения энергии Л. Браун видит в новых, ориентированных прежде всего на сохранение тепла, методах строительства, в системе профилактики и «лечения» уже построенных зданий, а также в соблюдении норм потребления энергии, которое, по подсчетам энергетиков, равноценно экономии 4,28 млрд. баррелей нефти.

Нет ничего проще, пишет Л. Браун, собирания солнечной энергии. Простейший коллектор уже лег в основу некоторых приборов и установок. В Майами (США) в середине 50-х годов было установлено 50 тыс. чердачных солнечных коллекторов для разогрева воды. Но дешевая нефть и натуральный газ убили тогда эту инициативу. Однако после акции ОПЕК 1979 г. интерес к ней снова возродился. Коллекторы стали обслуживать не только жилые здания, но и стадионы, бассейны и пр. В 80-е годы, по мысли автора, «солнечные чердаки» должны стать такой же неотъемлемой чертой городского пейзажа, как антенны телевизоров в 50-х.

Переходя к традиционной утопической проблеме «солнечной архитектуры», автор отмечает, что здесь, как и в процессе стабилизации населения, сработала «диалектика негативов». Инфляция заставила современных архитекторов, вооруженных новыми термодинамическими и инженерными знаниями и владеющих новыми материалами, восстановить известный уже древним цивилизациям Северной Африки, Среднего Востока, Индии пассивный солнечный дизайн.

Но не только архитектура отдельного здания — все градостроительство, все планирование систем коммуникации будет «солнечно-ориентированным». Если широкие улицы оказываются невольными конденсаторами духоты и причиной установки дорогих кондиционеров, следовательно, надо делать более узкие улицы, менять систему движения и размещения стоянок транспорта, как это было сделано в Девисе (Калифорния).

В главе «Образ устойчивого общества» автор пытается нарисовать будущее стабильное общество как нечто реальное (яснее всего он видит его энергетические перспективы). Доля солнечной энергии, по подсчетам Брауна, к 2000 г. увеличится настолько, что перекроет долю нефти. Однако это произойдет в основном за счет нескольких передовых в этом отношении стран. «Ранним лидером» солнечной энергетики автор называет Бразилию, принявшую программу индустриализации, ориентированную на постепенный отказ от импорта нефти, интенсивное использование гидроэнергетического потенциала, переход к электропоездам как средству внутригородской связи и сокращение автомобильного транспорта. Но плоды этой перестройки, подчеркивает Л. Браун, страна пожнет лишь при условии эффективного контроля над рождаемостью.

В целом глобальный энергетический бюджет должен увеличиться с 10,9 млрд. т[3] в 1980 г. до 15,2 млрд. в конце века, т. е. на 39% (1,7% в год). При соблюдении представленного выше «графика стабилизации» населения это приведет в 2000 г. к увеличению потребления энергии на душу населения, особенно в развивающихся странах.

Если первый синоним стабильного общества «солнечное», то второй — «безавтомобильное». Автомобилей — по логике негативов — не будет, потому что главной чертой эволюции транспортной системы после второй мировой войны была ее растущая зависимость от автомобилей, количество которых возросло с 50 млн. в 1950 г. до 315 млн. в 1980 г. (с. 254). Не только в США, где на два человека приходится один автомобиль, и в Западной Европе, где на три человека приходится один автомобиль, но и в развивающихся странах автомобиль превратился в символ процветания и модернизации.

Нефтяной кризис 70-х годов положил начало организованной борьбе с автомобилизмом. В Японии и Бразилии станции техобслуживания стали закрываться на выходные дни, Новая Зеландия и Шри-Ланка установили «безавтомобильные дни» с суровыми штрафами для нарушителей. В Болгарии был принят закон о «нечетных днях для автомобилей». Во многих странах, радостно отмечает Л. Браун, повышены цены на бензин.

Рост городов с 25% в 1950 г. до 41% в 1980 г. привел к представлению, что в 2000 г. половина населения Земли будет жить в городах. Но это представление, отмечает автор, строится на совершенно абсурдных предпосылках, что деревня способна прокормить эти города, что хватит сырья на энергетически дорогой городской образ жизни, что город способен обеспечить работой всех, желающих в нем жить. Очевидное на сегодня истощение обслуживающих город биоэнергетических систем делает урбанистическую политику самоубийственной для человечества и неизбежным расселение на небольшие общины вместо больших мегаполисов и вырождающихся деревень.

Неминуем и процесс опрощения жизни, и неминуемость его двойственна. С одной стороны, экономика не оставляет выбора, с другой — «материализм» теряет свою привлекательность. Струя нефти, текущая из развивающихся стран в развитые, оборачивается для последних уменьшением их богатства: 2% ВНП, которые платят США ОПЕК, — это снижение чьих-то доходов и расходов, снижение уровня жизни американцев.

Но есть и другая сторона этой ситуации. В нефтяном мире количество энергии, потребляемой человеком, определяется исключительно его материальными возможностями. В «солнечной экономике» оно оказывается в прямой зависимости от общей организации и общественного потребления, и человек поневоле становится сознательным. Знаками этого процесса автор считает, например, переход части американского населения к пользованию малолитражными автомобилями и велосипедами; появление в миллионах домов каминов; распространение вегетарианской диеты; снижение потребления мяса (в США со 128 фунтов на человека в 1976 г. до 105 фунтов в 1980 г., т. е. на 18%).

Темпы развития устойчивого общества прежде всего зависят от развивающихся стран. Этой закономерности не отражает старая модель развития — модель «гонки за лидером». В условиях истощения ресурсов, считает автор, она должна быть заменена «моделью координированного развития», т. е. сознательным замедлением роста и экспансии развитой экономики в границах, определяемых возможностями индустриализации развивающихся стран.

Главе «Вызов институтам» предпослан социологический афоризм: «Легче перевоспитать человека, чем социальный институт» (с. 318). Поскольку институты прочно адаптируются к тем условиям, которые их сформировали, церкви, университеты и другие «старые» социальные организации оказываются значительно более косными в эволюционном отношении, чем «молодые» — средства массовой коммуникации, общественные организации. Последние, по определению, представляют собой основной фермент социального изменения.

Им противостоят корпорации, которые во имя сиюминутных экономических выгод сопротивляются регулятивным мерам государств, объективно направленным на создание устойчивого общества (наиболее радикальной критике автор подвергает борьбу автомобильных и строительных трестов против системы стандартов по эффективному использованию энергии и попытки ряда концернов избежать контроля за загрязнением среды).

Особенно социально опасны альянсы различных корпораций, направленные против государственной политики регулирования. Такого рода демарши, пишет Браун, не могут быть остановлены никакими общественными движениями: здесь нужны авторитарные правительственные решения.

Но социальная роль корпорации не оценивается им однозначно негативно. Могущественные международные концерны являются подлинными вершителями судеб человечества, влияние их превосходит ту власть, которую имели в Средние века король или папа римский.

Важнейшим рычагом перехода к новому обществу могла бы стать религия. Но в традиционной своей форме иудео-христианской этики она оказалась в прямо противоположной роли. Библейский завет о господстве человека над рыбой, птицей и зверем стал «этической лицензией» на неограниченное потребление природы. На его основе выросла современная экономика, оценивающая природные ресурсы не по их восстановимости, а по их стоимости. Ей автор противопоставляет экономику, основанную на буддийской этике, близкой, по его мнению, к принципам устойчивого общества.

К сожалению, отмечает Л. Браун, ни в теологических кругах, ни тем более в среде церковной иерархии нет сознаний экологической ответственности. Между тем религия и церковь играют все еще значительную роль в современном мире. Где же выход? Нужно ли искать сторонников устойчивого общества в религиозной элите или надо ставить вопрос о полном разрыве с традиционной религией и церковью и формировании новой ценностной системы — «экономической теологии»?

Задача создания «экономической теологии» была сформулирована на проходившей в Массачусетском технологическом институте в июле 1978 г. конференции «Вера, наука и будущее», организованной Всемирным советом церквей. Среди 300 делегатов из 56 стран половину составляли ученые, остальные — теологи и философы. На конференции прозвучал призыв к замене механистического мировоззрения органическим — сплавом веры и науки. Единственным ответом на этот призыв автор считает антиядерное движение, в частности мораторий Экуменистской коалиции (союза христианских, еврейских, мусульманских, индуистских и буддийских организаций) об ограничении применения ядерной энергии в промышленности и полном исключении ее из вооружения.

Центральное место в главе уделено спонтанно возникшему общественному движению — группам защиты общественных интересов, в которых Л. Браун видит «основную личностную закваску» устойчивого общества. Количество таких групп в мире неизвестно. Предполагается, что в США их около 15 тыс. и столько же в ФРГ. Группы возникают и исчезают, расширяются и сужаются по мере выдвижения на первый план той или иной проблематики. Подвижны и границы между национальными и международными группами. Так, группа «Друзья Земли» (созданная в США), сейчас распространена в 23 странах, включая развивающиеся.

Но деятельность этих групп уже не отвечает настоящей стадии перехода к новому обществу. Досадно, пишет Л. Браун, что сотни тысяч людей занимаются охраной редких птиц и зверей, проповедью вегетарианства, игнорируя такие проблемы, как использование солнечной энергии, спасение злаковых полей и прежде всего борьбу с ядерной угрозой.

Исключительно высоко оценивается в книге массовое антиядерное движение в ФРГ, заставившее правительство отказаться от принятой им программы развития атомной энергетики.

В Вашингтоне в 1977 г. возникло «солнечное лобби», разработавшее программу народного университета по солнечной энергии. Общество насчитывает 30 тыс. человек и с 1978 г. проводит в стране День Солнца — 3 мая. «Чем быстрее меняется общество, тем больше потребность в таких группах. Более чуткие, чем правительство и бизнес к нуждам бедных и бесправных слоев населения… они представляют собой подлинный мотор прогресса» (с. 344).

Последняя глава «Меняющиеся ценности и предпочтения» посвящена анализу основных компонентов новой «коллективной мудрости», идущей на смену старому здравому смыслу и этике.

Ядром отжившей этики автор считает «материализм», отождествляемый им с однозначной приверженностью к материальному прогрессу, к обладанию вещами и господству над природой. «Материализм уже не дает нам ни удовлетворения, ни уверенности в будущем. Выживание цивилизации зависит от прагматических, а не идеологических ответов на подрывающие ее силы» (с. 350).

Этот вызов материализму, утверждает Л. Браун, не так уж нов. Иисус, Будда, Лао-Цзы считали природу человека духовной и смысл его существования видели в развитии этой духовности. Они призывали к предельной скромности и простоте материальной жизни и отвергали эгоизм во имя любви к ближнему, к добру, к истине.

Человечество не пошло по этому пути потому, что вообразило себя самодовлеющей, не зависимой от природного мира и не знающей ограничений силой. И только поставленное перед лицом катастрофы — перед лицом гибели, если не от ядерного взрыва, то от перенаселения и голода, — оно вспомнило, что является неотъемлемой частью природы, детищем Земли.

Сегодня эта ориентация, по утверждению автора, пустила глубокие корни в средних и высших слоях развитых стран, особенно в США и Скандинавских государствах. В Норвегии 74% опрошенных заявили, что «предпочитают простую скромную жизнь высоким доходам и роскоши, если последние связаны с напряжением» (с. 355). В США, согласно исследованию 1976 г., половина опрошенных «согласна умерить потребности во имя сохранения ресурсов и поддержания экономики» (там же).

«Добровольное опрощение» представляется автору подлинной панацеей от всех бед, способом разрешения всех конфликтов: межличностных, этнических, расовых, международных. «Оно решает проблемы, связанные с истощением ресурсов, экологическими стрессами, инфляцией… спасает нас от отчуждения и агрессии… Это универсальная реакция на бессилие и нищету материализма» (с. 355).

Тесно связана с «добровольным опрощением» вторая прокламируемая и прославляемая автором ценность: «сознательная бережливость» — освобождение от привычек, воспитанных комфортом и потребительской технологией, и создание нового стиля жизни во всем — от пищевого рациона и одежды до средств передвижения и занятий.

Курс на новое общество заново ставит вопрос о равенстве как социальной ценности. В эпоху экономического роста споры о неравенстве могли кончаться указанием на «большой пирог» общественного богатства, от которого каждый при желании может получить долю. Но в условиях спада, грозящего перейти в катастрофу, такое указание теряет смысл, и вопрос о распределении имеющихся ограниченных материальных благ приобретает качественно новый смысл. Общество неравных не может, по определению, стать устойчивым.

Но проблема неравенства существует и в ином плане. Наше поколение, потребляющее массу полезных ископаемых, ставит в заведомо дискриминируемое положение последующие, создает беспрецедентное историческое неравенство. Наконец, все более трагический характер приобретает международное неравенство, связанное с тем, что страны, вставшие на путь модернизации после второй мировой войны, начали с более низких ресурсов и более высоких цен, чем предшествующие.

После этих констатаций поразительно мажорно звучит заключительный очерк книги «Чувство подъема». Л. Браун пишет о необыкновенном волнении, которое рождает у строителей нового общества сознание своей исторической ответственности и беспрецедентности поставленных задач.

Решение этих задач приведет цивилизацию к гармонии с природой, а значит, уже сам процесс их разработки и постановки вызывает бурное развитие интеллектуального и художественного потенциала личности. По мере стабилизации жизни мы обогащаем и углубляем наши познания и переживания; живя в гармонии с природой, мы будем лучше жить друг с другом. «Отучившись эксплуатировать природу, мы перестанем угнетать друг друга» (с. 371). Вполне возможно, — размышляет автор, что эти задачи будут решены быстрее, чем мы сейчас рассчитываем, потому что экологический прогресс, в отличие от технического, носит системный характер.

Элементы устойчивого общества, пишет Л. Браун, уже созданы в мире. Каждый новый гидрогенератор, каждый процент снижения рождаемости, каждый новый общественный парк — это сигналы из будущего.

Заметили ошибку в тексте?
Пожалуйста, выделите её мышкой
и нажмите Ctrl+Enter.