Погасло живое, жаркое пламя жизни Вики Чаликовой, столько лет трепетавшее на ветру сурового к свободной человеческой мысли, да и к самому людскому существованию нашего отечества.
И не об очевидной для всех политической ее деятельности последних лет — той страстной деятельности, о которой с благодарной памятью и болью писали во всех некрологах, — хочется вспомнить сегодня, а о времени более давнем и все-таки несравненно более трудном — о работе Вики Чаликовой, совершавшейся на невидимой для значительной части общества глубине в годы прошедшей «советской» эпохи. (Это слово теперь, на мой взгляд, надо заключать в кавычки, чтобы отделить его от словоупотребления нового времени, которое следует, пожалуй, называть постсоветским и в котором слову советский возвращается давний, внеидеологический смысл).
В начале 70-х годов Виктория Чаликова поставила себе целью помешать варварству затопить все уголки научной жизни, мало того, поднять из-под воды уже давно затопленные. Опасливое и злое внимание власти обращалось с особой пристальностью на мысль социологическую, политологическую — правящий слой стремился предотвратить саму возможность здравого рассуждения об общественном бытии, резонно видя в здравомыслии реальную себе угрозу, если не сегодня, то завтра. Вика Чаликова сосредоточилась на неустанном возделывании почвы отечественного здравомыслия.
Путь ею был выбран такой: систематическое ознакомление наших гуманитариев с западной мыслью — социологической, политологической, литературоведческой. Пока отечественные антисоветологи — «обществоведы», «философы», «литературоведы» — выпускали стотысячными тиражами сборники статей в монографии, Виктория Чаликова вместе с немногими единомышленниками готовила сборники рефератов и обзоров западных работ, сборники, язык которых ни единым — в буквальном смысле слова — оборотом речи не соприкасался с обступившим нас морем лжи и словесного лицемерия. Сборники выходили — так еще раз подтверждалось обстоятельство, далеко не всем известное за пределами нашей страны (внутри страны оно не могло быть неизвестным, но многим коллегам Вики по гуманитарному цеху удобней, практичней было закрывать на него глаза) — в послехрущевские два десятилетия невозможно было говорить всю правду, но не лгать в печати очень и очень было возможно. Другое дело, что платить за это «право», осуществлять его нужно было посредством таких немыслимых затрат энергии, которые, пожалуй, не поддаются доскональному объяснению, умопостижимому для западного читателя, и на которые постоянно, без сомнений в их нужности, день за днем шла Вика Чаликова. «Мы за ценой не постоим», как поется в песне.
«Для служебного пользования», для научных библиотек и узкого круга неузких специалистов, тиражом в одну тысячу экземпляров издавались эти сборники, утверждавшие и поддерживавшие единство мировой научной мысли. Да, повторю: теперь, пожалуй, уже и вразумительных слов не найти для описания того, какого нервного напряжения, какого постоянного подъема духовных и физических сил стоило это, казалось бы, простое научное дело. Но в том, что отечественные гуманитарии так быстро прошли путь умственного раскрепощения в нашем новом историческом периоде, — есть личная роль, прямая заслуга Виктории Чаликовой.
Первые же года нашего нового времени были ей по плечу — у нее не было привычки к тому, что можно назвать «комфортом насилия». Долгожданное раскрепощение мысли и слова породило и новые ее работы, анализирующие утопическое мышление, сыгравшее столь роковую роль в истории нашей страны, структуру тоталитаризма, социальную психологию национального насилия… Так, не получив ни малейшей передышки от многолетней изнурительной работы-борьбы, вступила хрупкая Вика Чаликова в период новых напряжений. Эта жизнь на износ вместе с драматическими личными обстоятельствами надломала ее, как оказалось, непоправимо.
Тяжело больная, в октябре прошлого года она приехала в Германию для попытки лечения. Иенс Питерзен, сотрудник издательства «Ровольт», по просьбе своего московского друга принял ее в своем доме. Аннетте Хорстхен, переводчица фирмы «Транснаутик», перевела выписку из истории болезни Вики и убеждала врачей взяться за лечение запущенной болезни. Важна была помощь Льва Копелева и его друзей. Университетская клиника в Гамбурге взялась лечить ее бесплатно (8 февраля 1991 г. Вика объясняла мне по телефону: «Это так называемая ученая кровать: время от времени я приезжаю в клинику, ложусь на химиотерапию, меня лечат бесплатно и показывают студентам»).
Ей, привыкшей к интенсивному совместному с множеством людей в своей стране размышлению, сначала самым тяжелым было изменение температуры и плотности — разрежение воздуха общения. Но в середине октября к ней пришел (узнав о ней также от общих московских друзей) Марк Лубоцкий, известный русский скрипач, с конца 70-х — голландский подданный, живущий в Гамбурге. Он стал навещать Вику; ее дочь Галя рассказывала: «У мамы сразу изменялось настроение… Это было общение на самом глубоком уровне, так ей необходимое». Лубоцкий предложил Вике переехать к нему в дом. Он и его жена, скрипачка Гражина Филипайтис, сказали Вике, чтобы она вызвала к себе дочь и внука. Все трое жили в доме музыкантов до середины января. Потом журналист Ханс Хильшер (из журнала «Шпигель») и его жена Кет предоставили им на зиму свой деревенский дом. В комнате Вику ждали цветы, ваза с фруктами, соки; Вика была глубоко тронута с первой минуты. Доктор Томас Рибант, их сооед в деревне Вольде, не только бесплатно оказывал Вике медицинскую помощь, но еще и показал ей всю Шлезвиг-Голштинию. Он возил ее по разным городам — Вика успела впервые в жизни увидеть Северную Германию и восхититься ею. В Вольде она подружилась с соседями-фермерами, много разговаривая с ними, как принято говорить у нас в России, «о жизни».
В конце февраля Ирина Шмид, заведующая кафедрой русского языка и литературы Ольденбургского университета, и профессор Винфрид Бедер пригласили Вику прочитать лекцию «Национальный вопрос в Советском Союзе». Ее слушали сто человек, вместо часа встреча продолжалась три часа. Вика имела большой успех, столь важный для нее в тот момент. Новые друзья Вики возили ее в курортный городок на Северном море — она говорила, что никогда не подозревала, что в Германии такая изумительная, изобильная и разнообразная природа, и радовалась каждому дню.
Германия в лице тех, кто готовно и щедро помогал Вике, приняла в свои заботливые руки человека, который столько сделал для утверждения общности человеческой мысли и человеческих прав.
В марте нужно было возвращаться из деревни в Гамбург. Приятельница Льва Копелева, переводчица госпожа Эллерт еще осенью договорилась со своими друзьями — Фрицем Функом и его женой. Среднеобеспеченные пенсионеры, пожилые люди, они с огромным радушием приняли Вику и ее семью на полное содержание. Когда Вика, заработав немного денег, спросила Фрица: «Не могу ли я хотя бы платить за квартиру?» — он решительно отказался и пояснил: «Мы с женой регулярно посылаем продуктовые посылки в Ленинград, мы позволили себе не посылать эти посылки, пока вы у нас…». Профессор Вольф Шмид, глава славистики в Гамбургском университете, и его жена Ирина также не раз бескорыстно предоставляли кров и все необходимое Вике и ее семье. Слависты Карла Хильшер и Ханс Гюнтер, Корнелия Герстенмайер, Адриана Катер-Зуре — все помогали, чем могли. В апреле Вика по приглашению Льва Копелева ездила в Кёльн. Она провела там около десяти дней, прочла лекцию в Бундесинституте — о национальных отношениях в нашей стране. У нее были уже невыносимые боли, но она не дала слушателям заметить это. Когда она вернулась в Гамбург, определилась безнадежность положения.
Заведующий отделением доктор Рибольд по просьбе Вольфа Шмида, рассказавшего о Вике, согласился бесплатно принять ее в свою клинику. Это была Израэлитская больница, подаренная Соломоном Гейне (дядей поэта) городу Гамбургу для лечения всех горожан, независимо от вероисповедания, — больница, которую многие гамбуржцы считают лучшей в городе. Лежа в прекрасной палате и глядя на цветущий сад, Вика говорила Ирине Шмид и дочери: «Вот так я мечтала умереть». Она знала, что умирает. Но никто не ожидал, что все произойдет так быстро. Вика скончалась 18 мая, без пяти одиннадцать утра. Отец Бенедикт, священник православной церкви Гамбурга, все это время поддерживавший Вику, был с ней до последней минуты.
Хоронить ее решили в Германии. Гамбургские друзья Вики преодолели немало формальностей. В десять утра 28 мая началось отпевание; в час дня на огромном, втором по величине в мире после Нью-Йоркского, Ольсдорфском кладбище восемь могильщиков в черных средневековых одеяниях провезли катафалк к могиле. Земля, привезенная с московского кладбища членом российского парламента Л. Б. Волковым, смешалась с древними пластами земли Европы.